Володина Н. В. Герои романа И. А. Гончарова «Обрыв» как читатели // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. - Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. - С. 154-163.
Н. В. ВОЛОДИНА
ГЕРОИ РОМАНА И. А. ГОНЧАРОВА «ОБРЫВ»
КАК ЧИТАТЕЛИ
Введение в текст эксплицитного читателя - ситуация, характерная для романов Гончарова. «Объемность» его художественного зрения включала в себя, наряду с другими составляющими, представление о человеке как читателе: его литературных вкусах, пристрастиях, эстетической реакции или отсутствии таковой и т. д. Благодаря читателям-персонажам, в произведениях Гончарова возникают дополнительные ассоциативные связи, типологические сближения, литературные параллели, хотя интертекстуальность «проникает» в художественный мир писателя и другими путями. Само художественное пространство романов Гончарова в итоге вбирает в себя элементы фольклора и памятников средневековой литературы, произведений эпохи Просвещения и европейских романов XIX века. В результате такого двойного освещения (героя - текстом воспринимаемого произведения и текста - сознанием персонажа) возникает не только дополнительная характеристика героя, но и открываются те архетипические слои текста, которые обозначены реакцией на них читателей.
Роман «Обрыв», главным действующим лицом которого оказывается художник, неизбежно включает в себя характеристику героя как читателя. Райский был с детства окружен книгами, ибо «бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки в старом доме...» *1 , где он оказался полновластным хозяином. Эта библиотека будет постоянно появляться в романе как своего рода действующее лицо, точка пересечения интересов разных людей. На этой библиотеке вырастет Райский; книги из нее читает Вера; к ней с благоговением относится Леонтий Козлов и варварски - Марк Волохов. Эта библиотека оказывается связующим звеном не столько с ее бывшими хозяевами, сколько с тем необозримым прошлым мировой культуры, отношение к которому по-разному складывается у персонажей романа. Как справедливо заметил Ю. М. Лотман, «образы книг, библиотеки стали отождествляться в сознании людей с самим понятием памяти...» *2 .
В библиотеке отца Райского трудно увидеть особый характер читательских интересов и вкусов ее владельца; скорее - это круг чтения, типичный для дворянской интеллигенции: «Тут были все французские энциклопедисты и Расин с Корнелем, Монтескье, Макиавелли, Вольтер, древние классики во французском переводе и «Неистовый Орланд», и Сумароков с Державиным, и Вальтер-Скотт, и знакомый «Освобожденный Иерусалим», и «Илиада» по-французски, и Оссиан в переводе Карамзина, Мармонтель и Шатобриан, и бесчисленные мемуары» (5, 79). Уже в детстве Райский становится страстным читателем, хотя определенной системы, отбора книг в его чтении не было (но у него не было и «руководителей»): «Саксонский разбойник» попадется - он прочтет его; вытащит Эккартс-гаузена и фантазией допросится, сквозь туман, ясных выводов; десять раз прочел попавшийся экземпляр «Тристрама Шенди»; найдет какие-нибудь «Тайны восточной магии» - читает и их...» (5, 50). Главная привлекательность чтения заключалась для Райского в том, что книга оказывалась для него «второй реальностью», помогала его воображению создать мир, в котором он только и чувствовал настоящую привлекательность: «Он бросался к Плутарху, чтоб только уйти от современной жизни...» (5, 49). Тот же характер отношения к книге сохранится у Райского и в университете: «Спал с Гомером, с Дантом и часто забывал жизнь около себя...» (5, 88). Художественная натура Райского, развитое воображение делают его эстетически чрезвычайно восприимчивым читателем. Но вместе с тем в его реакции на книги не хватает глубины, внутренней сосредоточенности, анализа. В отношении к книгам он также переменчив и влюбчив, как и в отношении к женщинам. Новое увлечение отменяет предшествующее, далеко не всегда оставляя след в его душе. Разумеется, мировая литература, к которой Райский приобщился в юности, не могла не оказать благотворного влияния на его восприимчивую натуру, его духовный мир, нравственные основы его личности. Но прочной внутренней связи с этим миром Райский не ощущает и потому упрекает Леонтия Козлова за его преданность классикам, благоговейное отношение к прошлому. «Книги! Разве это жизнь, - восклицает он. - Старые книги сделали свое дело; люди рвутся вперед...» (5, 209). Ему остается чуждой логика Козлова, который замечает, в ответ на его слова: «Чего нет в этих книгах, того и в жизни нет или не нужно!» (5, 209). Райский не торопится примкнуть к каким-либо движениям современности, но куда острее, чем Козлов, чувствует перемены, происходящие в жизни. И вместе с тем в его бывшем университетском товарище, при всей его нелепости и старомодности, есть та внутренняя устойчивость, которой так не хватает Райскому. Талантливый человек, Райский остается дилетантом во всех тех видах творческой деятельности, которыми он занимается. Д. С. Мережковский писал: «Такие мягкие, впечатлительные и ленивые натуры - благодатная почва для художественного дилетантизма» *3 . В каком-то смысле «дилетантизм» свойственен Райскому и в отношениях с людьми, а в целом, - в отношении к жизни. Основная сфера интересов героя - это искусство и область личных привязанностей, которой он отдается с увлечением, доходящим до страсти, то наблюдая ее со стороны как художник, то погружаясь в нее как участник. Он воспринимает действительность как литературный текст: «...жизнь-роман, и роман - жизнь» (5, 43). Подобное мироощущение для человека искусства, в известной мере, очевидно, неизбежно; но у Райского оно оборачивается своего рода игрой в реальность, недооценкой или пренебрежением чувствами людей, которые становятся предметом его художественного наблюдения.
Отношение к литературе, чтению становится важным средством характеристики и другого героя романа «Обрыв» - Марка Волохова. В отличие от Райского, облик которого лишен исторической определенности, Марк Волохов «эпохально» узнаваем, представляет собой социально-исторический тип времени, характерный для 1860-х годов. Известно, какие споры уже в современной Гончарову критике вызвал этот персонаж романа. Следует согласиться с высказанным позднее мнением Д. С. Мережковского, что «несмотря на внешнюю грубость и напускной цинизм, в нем есть несомненно привлекательные черты» *4 , иначе трудно было бы объяснить всепоглощающую страсть к нему Веры, при всей иррациональности этого чувства. Однако эти «привлекательные черты» теряются в общем облике Волохова, не позволяя говорить даже о противоречивости его натуры. Сама эволюция авторских представлений об этом герое дает возможность увидеть, как шло последовательное снижение образа Марка Волохова. «В первоначальном плане романа, - объяснял Гончаров, - на месте Волохова, у меня предполагалась другая личность - также сильная, почти дерзкая волей, не ужившаяся, по своим новым либеральным идеям, в службе и в петербургском обществе и посланная на жительство в провинцию, но более сдержанная и воспитанная, нежели Волохов» (6, 463). Однако в окончательном воплощении в романе Волохов становится иным. «Хуже Волоховых быть ничего не могло», - приходит к выводу Гончаров (6, 463). Эту эволюцию авторских представлений о герое можно проследить, в частности, на изменении отношения Волохова к литературе.
В комментариях к роману приводится фрагмент рукописи, где речь идет о чтении Волоховым книг из библиотеки Райского. Козлов пишет о Волохове Райскому: «...этот самый брал у меня книгу за книгой, я радовался: есть с кем потолковать, и, знаешь, я тебе скажу, у него такой живой ум, что, право, оставя все шутки, он объясняет древних лучше всяких комментариев, а он не читал их никогда...» (5, 370). Совершенно иначе выглядит этот фрагмент в тексте романа. Марк, действительно, берет книги из библиотеки Райского, но часть из них оказывается непрочитанной, часть - варварски испорченной. Упоминание о книгах, которые его не интересовали, тоже определенным образом характеризует героя. Письмо Козлова Райскому в тексте романа представляет собой покаянную исповедь, печальный перечень того, к чему прикоснулась рука Волохова: «Помнишь старые готские издания классиков (да как не помнить!) в драгоценных переплетах? Ты, бывало, сам любовался на них. <···> Помнишь... (конечно, помнишь - лучше бы ты забыл!) вот каталог, мной составленный: против этих изданий я поставил, как на могилах, черные кресты! Слушай и бей меня: творения Св. отцов целы, весь богословский отдел остался неприкосновенным; Платон, Фукидит - и другие историки и поэты тоже уцелели. А Спиноза, Маккиавелли и еще увражей полсотни из прочих отделов перепорчены... конечно, по моей слабости, трусости и проклятой доверчивости <···>
Я точно сквозь сон замечал, что книги возвращаются от него как будто тоньше, нежели прежде, но долго не догадывался, отчего, пока он не сделал это, сидя у меня. Как путный взял Аристофана - где греческий текст напечатан с французским переводом - да тут же, при мне, вдруг сзади и вырвал страницу - я даже мигнуть не успел» (5, 126). Волохов читает книги словно бы с единственной целью - убедиться в том, что человечество до сих пор не сказало еще ничего, что заслуживало бы внимания и уважения. Исключение для него составляет лишь литература естественно-научного характера, работы философов-материалистов и историков революционных движений.
Круг читательских интересов Марка Волохова вполне согласуется с его позицией «воинствующего позитивиста», который «искренне считает, что именно в физиологии и заключается разгадка человека» *5 . При этом Волохов претендует на роль просветителя юных умов и вступает в своего рода соревнование с гимназическими учителями. О художественной литературе он упоминает один раз как о совершенно непригодном для молодых людей чтении. В ответ на вопрос Райского: «Разве у них нечего читать?» - Волохов иронически замечает: «Как нечего! Вот Козлов читает пятый год подряд Саллюстия, Ксенофонта да Гомера с Горацием: один год с начала до конца, а другой от конца до начала - все прокисли было здесь... В гимназии плесень завелась.
Разве новых книг нет у них?
Есть вон другой осел, словесник, угощает то Карамзиным, то Пушкиным. Мозги-то у них у всех пресные...» (5, 69-70).
Волохов называет имена Карамзина и Пушкина почти автоматически, как имена писателей, обладающих для радикальной молодежи 1860-х годов семиотическим смыслом. Не читая Пушкина, она воспринимает его творчество как знак искусства, далекого от жизни, лишенного активного гражданского потенциала. Для Волохова писатели-классики олицетворяют собою не только отжившие авторитеты и ценности, но и ту область жизни - духовную сферу, в которой он не видит никакого практического смысла. Это не только внутреннее убеждение, но и воинствующая позиция, ибо Волохов воспринимает себя носителем некоего абсолютного знания, едва ли не носителем истины. Исследователи творчества Гончарова (В. И. Мельник, Ю. М. Лощиц, Ю. В. Лебедев и др.) обратили внимание на то, что при создании образа этого героя писатель часто использует притчевые ситуации Ветхого и Нового заветов. Именно в этом контексте возникает ироническое авторское определение его «юным апостолом», который выдавал свою «проповедь» за «новые правды» (6, 311). При этом он не испытывает сомнений, подобных тем, что мучают тургеневского Базарова. Его нигилизм безоглядно разрушителен и догматичен, заключая в себе «ненасытную жажду самолюбия и самонадеянности» (6, 308).
Иногда Гончаров не ограничивается описанием круга чтения героев, но включает чужой текст в виде цитаты, пересказа, аллюзии или реминисценции. Определяя художественную функцию такого рода элементов, Ю. М. Лотман писал: «Текст в тексте» - это специфическое риторическое построение, при котором различие в закодированности разных частей текста делается фактором авторского построения и читательского восприятия текста. Переключение из одной системы семиотического осознания текста в другую на каком-то внутреннем структурном рубеже составляет в этом случае основу генерирования смысла» *6 . Учитывая это, обратимся к одному из эпизодов романа «Обрыв», эпизоду, который при всей своей значимости и сегодня представляется исследователям нерасшифрованным. Речь идет о коллективном чтении и обсуждении книги, которое устраивает в воспитательных целях Татьяна Марковна.
Специалисты по творчеству Гончарова не раз пытались найти литературный источник этого произведения, однако поиски пока оказываются безуспешными. Не отрицая возможности существования такого рода источника, попытаемся пойти другим путем: отыскать указания на какой-либо литературный текст не вне, а внутри самого романа Гончарова. Предположим при этом, что Гончаров мистифицирует читателя и сам придумывает произведение, которое включает в текст «Обрыва»; но при этом в нем используются, в соответствии с художественной задачей автора, реальные литературные ситуации и образы. Итак, восстановим картину чтения романа.
Татьяна Марковна Бережкова не является человеком с развитым литературным вкусом или литературно образованным. Объясняя ее читательскую «установку», автор пишет, что она видела пользу от печатного слова в том случае, «когда это слово было назидательно...» (6, 115). Именно с этой, поучительной целью, она обращается к книге, которую читала в молодые годы. Собственной библиотеки у Татьяны Марковны явно нет, ибо она извлекает эту книгу «из сундука, из-под хлама...» (6, 116), воспринимая ее наравне с вещами, в которых нет острой необходимости, но и выбросить жалко. Книга, сохранившаяся у нее в сундуке, представляет собой «нравоучительный роман» (6, 115). Гончаров сразу же определяет его тему, сюжет и мораль (в авторском повествовании), причем в дальнейшем вновь возвращается к отдельным эпизодам романа, подавая их уже более крупным планом. Итак, «тема его состояла в изображении гибельных последствий страсти от неповиновения родителям. Молодой человек и девушка любили друг друга, но, разлученные родителями, виделись с балкона издали, перешептывались, переписывались. Свидания эти были замечены посторонними, девушка потеряла репутацию и должна была идти в монастырь, а молодой человек послан отцом в изгнание, куда-то в Америку» (6, 115).
Роман читается несколько вечеров подряд, и, хотя он был предназначен для Веры, все присутствующие как-то реагируют на него. Райский смеется и советует лучше читать «Сонник»; Марфинька, как и следует наивному читателю, утирает слезы по поводу несчастной участи влюбленных; Викентьев использует текст романа как повод намекнуть Марфиньке на свои чувства; бабушка следит за выражением лица Веры. Авторский пересказ сюжета романа откровенно ироничен: «началось длинное описание...» (6, 116); «длинный рассказ всё тянулся...» (6, 117); «драма гонений была в полном разгаре, родительские увещания, в длиннейших и нестерпимо скучных сентенциях, гремели над головой любящих» (6, 118); «дошли до катастрофы» (6, 118). По ходу изложения содержания романа Гончаров дает и прямую его оценку: «Вся эта история была безукоризненно нравственна, чиста и до нестерпимости скучна» (6, 117). Поэтому реакция Веры - это, прежде всего, реакция читателя, который сразу чувствует безвкусицу; она пытается избежать чтения, а если этого не удается, зевает и улыбается, хотя и старается быть сдержанной, боясь обидеть чувства бабушки. При этом неприятие у Веры вызывают не только литературные «достоинства» книги, но и ее мораль. Бабушка полагает, что героине, дабы избежать несчастий, надо было «спроситься у тех, кто уже пожил и знает, что значит страсти» (6, 119). Вера как будто не возражает ей по существу, но в ответ на рассуждения бабушки замечает: «А если б я провинилась, <···> Вы заперли бы меня в монастырь, как Кунигунду?» (6, 119). И Вера, действительно, уже «провинилась», согласно морали книги: она уже тайно встречается с Марком, хотя «падения» еще и не произошло.
Известно, какие споры в современной Гончарову критике вызвало прегрешение Веры и тем более грех бабушки. Естественно, что Гончаров попытался в своих комментариях прояснить этот сюжетный узел романа: «Меня увлекали проявления страсти в чистой и гордой натуре женщины и борьба с нею» (6, 453). Что касается его оценки произошедшего, то и в этом случае писатель высказался вполне определенно: «...романист - не моралист, следовательно, я не мог взять на себя решение вопроса о падениях женщин, а старался изобразить - двух, виновных в факте, но не падших женщин . Затем уже пусть читатель сам решает вопрос о том, что такое падение женщины» (6, 462). Разумеется, судьба Веры не сводилась для Гончарова, как и для читателя, к решению этого вопроса, но сопровождалась целым рядом других: почему Гончаров сделал героем Веры Марка Волохова? Почему писатель не остановил её на гибельном пути к «обрыву»? Чем стала для нее эта страсть? и т. д. Гончарову действительно не свойственна роль моралиста и даже писателя, который стремится в самом произведении дать отчетливое объяснение поступков героев и их оценку. Однако эти объяснения постоянно приоткрываются в романе, иногда - самым неожиданным образом. Свою роль здесь выполняет и история Кунигунды.
Объяснение, которое лежит на поверхности, состоит в том, что Вера поступает вопреки придуманной логике поведения героев и следует своему чувству, пусть и расплачиваясь за это. Но в романе, который читают герои, возможно, есть и другой, скрытый план. И указанием на него является подчеркнуто литературное имя героини - Кунигунда. Оно вызывает у русского читателя литературную ассоциацию, прежде всего, с философским романом Вольтера «Кандид»; тем более, что по завершении чтения Райский спрашивает бабушку: «Что же, как подействовала прекрасная Кунигунда?» (6, 120), - а это эпитет, постоянно сопровождающий героиню романа Вольтера. Разумеется, речь не идет о «Кандиде» как литературном источнике романа, но о возможном пародийном использовании Гончаровым ситуаций и мотивов произведения Вольтера.
Действительно, кроме общего имени героини в сочетании с тем же эпитетом, в романе, который читают герои Гончарова, есть и некоторые близкие «Кандиду» сюжетные элементы. Главный мотив разлуки влюбленных - родительский запрет видеться друг с другом; расставание, путешествие на корабле, Америка, куда попадает герой, наконец, Германия как исходное место действия. Само имя Кунигунда, скорее всего, немецкого происхождения, от konig (король) или древненемецкого kuning. Кунигундой звали супругу кайзера Генриха II (умерла в 1033 г.); и позднее это имя носили дамы знатного происхождения. Его распространенность в средневековой Германии подтверждает и использование этого имени Шиллером в балладе «Перчатка», переведенной Жуковским и Лермонтовым.
Ассоциации с романом «Кандид», основывающиеся на некоторых внешних приметах, можно было бы не считать значимыми, если бы тема Вольтера не получила в «Обрыве» никакого более определенного развития; однако это развитие есть. Вольтера читала Вера, и Райский удивляется ее «переходу от Святых отцов к Спинозе и Вольтеру» (6, 241); Вольтер становится предметом «книжного вандализма» Марка Волохова; Вольтера цитирует в своем дневнике Райский. Важно, по какому поводу вспоминает он французского философа. Увлеченный Верой, пытаясь понять загадочность ее поведения, угадать предмет ее любви, Райский рассуждает: «Веруй в Бога, знай, что дважды два четыре, и будь честный человек, говорит где-то Вольтер, <···> а я скажу - люби женщина кого хочешь, люби по-земному, но не по-кошачьи только и не по расчету, и не обманывай любовью» (6, 192). Запутавшись сам в своем чувстве к Вере, Райский оказывается в этот момент действительно «великодушным братом», который понимает и оправдывает права ее сердца. Своеобразным доказательством этих прав является и роман Вольтера. Необходимо учитывать при этом замечание М. М. Бахтина, что «Вольтер в своем «Кандиде» создавал пародию на авантюрный роман греческого типа <···> Его герои (Кандид и Кунигунда) в конце романа, преодолев все превратности, вступили в положенный счастливый брак. Но, увы, они оказываются уже старыми, и прекрасная Кунигунда похожа на старую безобразную ведьму. Удовлетворение идет за страстью тогда, когда оно уже биологически невозможно» *7 . Если финал «Кандида» представляет собой трагикомический вариант разрешения любовной коллизии, то финал нравоучительного романа, который читают герои Гончарова, сентиментально-мелодраматический. Это может восприниматься своего рода антипародией (как стилевое явление), но преследующей аналогичную цель. И в том, и в другом случае герои несчастны, покорившись чужой воле или разлученные многочисленными препятствиями. Очевидно, аналогичное разрешение любовной драмы Веры, подчинение голоса чувства доводам разума не сделало бы ее жизнь более спокойной и счастливой. Выбор героиней своей судьбы воскрешает в сознании читателя вопрос, который задает в романе Вольтера Старуха, доморощенный философ в юбке: «Хотела бы я знать, что хуже: <···> испытать те несчастья, через которые все мы прошли, или прозябать здесь, ничего не делая.
Это большой вопрос, - сказал Кандид» *8 .
Вере суждено было пройти через мучительную любовь как через величайшее жизненное испытание, которое могло либо сломить ее, либо развить такие свойства личности, которые открываются не столько в радости, сколько в страдании. И хотя в состоянии отчаяния, уже после разрыва с Марком, Вере кажется, что в душе ее лишь пустота и холод, именно сейчас она открывает для себя важные нравственные истины: «Стало быть, ей, Вере, - думает она, - надо было быть бабушкой в свою очередь, отдать жизнь другим, и путем долга, нескончаемых жертв и труда начать «новую» жизнь, не похожую на ту, которая стащила ее на дно обрыва, <···> любить людей, правду, добро...» (6, 339). Если предположить, что в этом эпизоде романа содержатся литературные ассоциации с «Кандидом», то Гончаров, несомненно, рассчитывал на литературные знания и воображение читателя, тем более что 1860-е годы, как отмечает П. Р. Заборов, это один из тех периодов, когда возникает «особый» интерес к этому «патриарху свободно-европейской мысли», к этому «великому отрицателю, пробившему первую и главную брешь в толстой стене предрассудков и суеверий».
Среди причин, которые помогли Вере пережить драматический духовный кризис, была не только любовь близких, сила ее собственной натуры, но и книги, которые она читала. В отношении к книге Вера очень отличается от Марфиньки. Ее младшая сестра, отвечая на вопрос Райского, читает ли она, простодушно объясняет мотивы своего интереса к книге: «Да, когда соскучусь, читаю» (5, 179). Отбора книг в ее чтении не существует, и она читает что попадется: «Тит Никоныч журналы носит, повести читаю. Иногда у Верочки возьму французскую книгу какую-нибудь. “Елену” недавно читала мисс Еджеворт, еще “Джен Эйр”...» (5, 179). Марфинька не испытывает особенной потребности в чтении, но если книга затрагивает ее чувства, она отдается ей целиком. «Я две ночи не спала: все читала, не могла оторваться», - скажет она Райскому о романе «Джен Эйр» (5, 179). Марфинька принадлежит к типу читателей, которые воспринимают литературу наивно-реалистически; заранее смотрит, счастливый ли конец в книге, и предпочитает романы, где дело заканчивается свадьбой. Поэтому ей не нравится, например, «Мазепа» Пушкина или «Горе от ума». Но в своих суждениях о книгах она столь же откровенна и естественна, как и в суждениях о людях; и потому Райский с улыбкой вслушивается в ее «литературный лепет» (5, 181).
Круг чтения Веры, несомненно, очень широк. Это книги из библиотеки Райского, которые она постигает сама или с помощью Козлова; это также книги, которые дает ей Марк; поэтому ей знакомы писатели античности и философы-материалисты и т. д. Однако в жизни Веры существует род литературы, которая постепенно приобретает для неё все большее значение, - религиозная литература. «Святые отцы церкви, например», - говорит она Райскому. И эта литература оказывается для нее нравственным ориентиром, который помогает ей оценивать все прочитанное. Когда Райский спрашивает Веру о ее впечатлении от Фейербаха, она ссылается на мнение священника, мужа своей подруги, соглашаясь с ним, что это «попытка гордых умов уйти в сторону от истины», что все «попытки служат истине, очищают её, как огнем, что это неизбежная борьба, без которой победа и царство истины не было бы прочно» (6, 241-242). И на вопрос Райского: «А где истина?», - она дает уже собственный ответ: «Вот там, - сказала она, указывая назад на церковь, - где мы сейчас были!... Я это до него знала» (6, 242). Вера - человек христианского сознания. Ее грех, как и грех Катерины Кабановой, не уничтожает в ней христианку, но приводит к сильнейшему душевному потрясению. Именно вера, в конечном итоге, помогает героине Гончарова, обладающей таким именем, сохранить себя как личность, как бы подтверждая собственной судьбой знаменитые слова: «Я пришел спасти не праведников, а грешников». И для самого автора «Обрыва» эта великая книга бытия является тем основополагающим знанием, на котором строится культура как отдельного человека, так и общества в целом. Важной составляющей этой культуры становятся в творчестве Гончарова литературная образованность героя и характер его восприятия книги. Они оказываются абсолютно точным показателем нравственно-психологического облика героя, его ценностных ориентиров, даже его характера. Вместе с тем введение в текст эксплицитного читателя помогает самоописанию, самоосмыслению литературы, когда процесс функционирования текста осуществляется в ней самой.
Сноски
*1 Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8-ми т. М., 1980. Т. 5. С. 52. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страницы.
*2 Лотман Ю. М. Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума. М., 1977. С. 17.
*3 Мережковский Д. С. Гончаров // Мережковский Д. Акрополь. Избранные литературно-критические статьи. М., 1991. С. 135.
*4 Там же. С. 136.
*5 Мельник В. И. И. А. Гончаров в полемике с этикой позитивизма (к постановке вопроса) // Русская литература. 1990. № 1. С. 37.
*6 Лотман Ю. М. Текст в тексте // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллин, 1992. Т. 1. С. 155.
*7 Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 241.
*8 Вольтер . Кандид // Вольтер . Философские повести. М., 1978. С. 232.
Роман был впервые опубликован в журнале «Вестник Европы» в 1869 г. Был задуман в 1849 г. под названием «Художник». Работа шла параллельно с работой над «Обломовым» . Она была остановлена во время кругосветного путешествия Гончарова . В 1858 г. писатель вновь обратился к замыслу романа. Были опубликованы некоторые отрывки. Название романа менялось вместе с замыслом: «Художник», «Художник Райский», «Райский», «Вера» и «Обрыв».
От антиромантического реализма 40-х годов в «Обыкновенной истории» Гончаров перешёл к психологическому реализму в «Обломове» и «Обрыве». Все конфликты раскрываются через изображение внутреннего мира личности. Внешние бытовые события – лишь рамка для изображения трагических или драматических переживаний. Так сам Райский описывает замысел своего романа: город – это рама для описания Марфиньки, и не хватает только страсти.
«Обрыв» – психологический роман, описывающий внутренний мир и его изменения под влиянием происходящих событий и на фоне внешних обстоятельств. Райский меняется, но основные черты его личности: преклонение перед красотой, талант, непостоянство, лень – остаются прежними. Герои меняются тем больше, чем большую трагедию или драму они пережили (Вера, бабушка).
Основной конфликт романа – конфликт старого с новым. Герои вынуждены считаться с традициями старины, с тем, что скажут люди. Между тем величие личности проявляется именно в нарушении общепринятых традиций ради «здравого смысла». Для каждого внутренние правила (нравственность) диктуют разное, в отличие от внешних правил (морали). Для Райского любовь к дворянке связана прежде всего с браком, Марк ни за что не хочет венчаться, потому что это ограничение его свободы. Марфинька считает грехом то, что Викентьев объяснился ей в любви, не спросив прежде разрешения у бабушки, для Веры грех – любовные отношения вне брака. А для Марины или Ульяны любовь оправдывает прелюбодеяние.
Гончарова возмущает двойная общественная мораль. Председатель Тычков – известный морализатор, но всё общество знает, что он отобрал у племянницы имение и упёк её в сумасшедший дом. Бабушка находит в себе силы простить падение Веры не в последнюю очередь потому, что сама в юности пережила подобную драму. Общество, даже её родные внуки, считают её образцом добропорядочности, святой. Интересен образ вдовы Крицкой, которая на словах как будто развязна и блудлива, но на деле целомудренна. Общественная мораль не порицает её за болтовню.
Проблематика романа связана с переменами в частной и общественной жизни России. Помещики по-разному управляют своими имениями. Райский хочет всех крестьян отпустить, не заботится о хозяйстве. Бабушка управляет по старинке.
Гончаров признавался, что в романе три главных героя – Райский, бабушка и Вера. По ходу действия акцент смещается с Райского на бабушку и Веру в двух последних частях.
Райский – человек, наделённый прекрасными душевными качествами, талантливый, но ленивый. Больше всего он ценит красоту, особенно женскую, наблюдает жизнь во вех её проявлениях. Образ Райского развивает образы главных героев двух предыдущих романов – Адуева-младшего и Обломова.
Его антипод – Марк Волохов. Это молодой человек, находящийся под надзором полиции, раздающий молодёжи запрещённую литературу, нарушающий закон и протестующий против традиционной морали. Он представитель «новых людей», нигилистов. Гончарова обвиняли в тенденциозности, уж очень несимпатичным получился герой, даже непонятно (Райскому и читателю), за что Вера его полюбила.
Помещик Иван Иванович Тушин – гармоничный человек. Он – продолжение идей Адуева-старшего из «Обыкновенной истории» и Штольца из «Обломова». Тушин – человек действия, при этом у него благородное сердце. Его брак с Верой – выход и путь для неё.
Женские образы – главное достижение Гончарова. У Веры был прототип – Е. Майкова, увлекшаяся идеями «новых людей» и ушедшая от мужа. Гончаров, как и Райский, пытался повлиять на неё. Свою героиню Веру он наделил высокими нравственными качествами, которые не позволили ей совершить опрометчивый поступок.
Бабушка Татьяна Марковна – хранительница имения Райского и всех традиций старины. С одной стороны, она не допускает отхода от уклада предков даже в быту (сватовство, традиционный чепчик при гостях), с другой стороны, бабушка, в юности пережившая любовную драму, понимает и прощает ошибки Веры.
Марфинька – счастливое дитя под покровом бабушки. Она не сомневается, что жить надо по традициям старины, и счастлива этим образом жизни.
Сюжет романа строится вокруг поиска Райским материала для своего романа. Это и роман, который он пишет, и романы с разными женщинами. Страсть Райского угасает сразу же, как только женщина его отвергает. Литературный роман Райского тоже посвящён женщинам, перед красотой которых преклоняется художник. Он бросает каждый сюжет в тот момент, когда переключается на новый объект страсти, поэтому цельного повествования так и не выходит. Все произведения Райского несовершенны или не окончены. Обрыв – самый важный символ романа.
Роман состоит из 5 частей. Первая часть рассказывает о личности Райского. Время в этой части течёт медленно, она выполняет роль растянутого эпилога с ретроспекцией (повествование об учёбе в гимназии и университете, первом приезде в Малиновку).
Вторая часть описывает жизнь Райского в Малиновке, его увлечение поочерёдно обеими сёстрами. В романе множество переплетающихся между собой сюжетных линий, но все они объединены темой любви или семейных отношений. Повествование этой части неторопливо.
В третьей части намечаются конфликты: бабушка выгоняет Тычкова, с которым дружна была 40 лет, Райский ревнует Веру к автору письма, вступает в любовную связь с женой Козлова. Заканчивается часть тем, что читатель (но не Райский) узнаёт, что Вера любит Марка.
С этого момента события начинают развиваться стремительно. Четвёртая часть – рассказ о падении Веры, которое является кульминацией основной сюжетной линии, а пятая – о её раскаянии и своеобразном духовном возрождении. В этой части особую роль играет бабушка, всё простившая и готовая открыть свою тайну.
Петербургский день клонится к вечеру, и все, кто обычно собирается за карточным столом, к этому часу начинают приводить себя в соответствующий вид. Собираются и два приятеля - Борис Павлович Райский и Иван Иванович Аянов - вновь провести этот вечер в доме Пахотиных, где обитают сам хозяин, Николай Васильевич, две его сестры, старые девы Анна Васильевна и Надежда Васильевна, а также молодая вдова, дочь Пахотина, красавица Софья Беловодова, составляющая главный интерес в этом доме для Бориса Павловича.
Иван Иванович - человек простой, без затей, он ездит к Пахотиным лишь для того, чтобы перекинуться в карты с заядлыми игроками, старыми девами. Другое дело - Райский; ему необходимо расшевелить Софью, свою дальнюю родственницу, превратив её из холодной мраморной статуи в живую, исполненную страстей женщину.
Борис Павлович Райский одержим страстями: он немножко рисует, немножко пишет, музицирует, вкладывая во все свои занятия силу и страсть души. Но этого мало - Райскому необходимо пробудить страсти и вокруг, чтобы постоянно ощущать себя в кипении жизни, в той точке соприкосновения всего со всем, которую он называет Аянову: «Жизнь - роман, и роман - жизнь». Мы знакомимся с ним в тот момент, когда «Райскому за тридцать лет, а он ещё ничего не посеял, не пожал и не шёл ни по одной колее, по каким ходят приезжающие изнутри России».
Приехав некогда в Петербург из родового имения, Райский, поучившись понемногу всему, ни в чем не отыскал своего призвания.
Он понял лишь одно: главное для него - искусства; то, что особенно сильно задевает душу, заставляя её пламенеть страстным огнём. В таком настроении Борис Павлович отправляется на каникулы в имение, которым после смерти его родителей управляет двоюродная бабушка Татьяна Марковна Бережкова, старая дева, которой в незапамятные времена родители не позволили выйти замуж за избранника, Тита Никоновича Ватутина. Остался холостяком и он, так и ездит всю жизнь к Татьяне Марковне, никогда не забывая подарков для неё и двух девочек-родственниц, которых она воспитывает, - сирот Верочки и Марфеньки.
Малиновка, имение Райского, благословенный уголок, в котором находится место всему, радующему глаз. Только вот страшный обрыв, которым заканчивается сад, пугает обитателей дома: по преданию, на дне его в далёкие времена «убил за неверность жену и соперника, и тут же сам зарезался, один ревнивый муж, портной из города. Самоубийцу тут и зарыли, на месте преступления».
Радостно встретила Татьяна Марковна приехавшего на каникулы внука - попыталась было ввести его в курс дела, показать хозяйство, пристрастить к нему, но Борис Павлович остался равнодушным и к хозяйству, и к необходимым визитам. Душу его могли затронуть лишь поэтические впечатления, а они никак не связывались ни с грозой города, Нилом Андреевичем, которому непременно хотела представить его бабушка, ни с провинциальной кокеткой Полиной Карповной Крицкой, ни с лубочным семейством старичков Молочковых, словно Филемон и Бавкида проживших свой век неразлучно...
Пролетели каникулы, и Райский вернулся в Петербург. Здесь, в университете, он сблизился с Леонтием Козловым, сыном дьякона, «забитым бедностью и робостью». Непонятно, что могло сблизить столь разных молодых людей: юношу, мечтающего стать учителем где-нибудь в отдалённом российском уголке, и мятущегося поэта, художника, одержимого страстями романтического молодого человека. Однако они стали по-настоящему близки друг другу.
Но университетская жизнь закончилась, Леонтий уехал в провинцию, а Райский так и не может сыскать настоящего дела в жизни, продолжая дилетантствовать. И его беломраморная кузина Софья все кажется Борису Павловичу важнейшей целью в жизни: пробудить в ней огонь, заставить испытать, что такое «гроза жизни», написать о ней роман, нарисовать её портрет... Он проводит у Пахотиных все вечера, проповедуя Софье истинность жизни. В один из таких вечеров отец Софьи, Николай Васильевич, приводит в дом графа Милари, «превосходного музыканта и любезнейшего молодого человека».
Вернувшись домой в тот памятный вечер, Борис Павлович не может найти себе места: он то всматривается в начатый им портрет Софьи, то перечитывает начатый некогда очерк о молодой женщине, в которой ему удалось пробудить страсть и привести её даже к «падению», - увы, Наташи нет уже в живых, а в исписанных им страницах так и не запечатлелось подлинное чувство. «Эпизод, обратившийся в воспоминание, представился ему чужим событием».
Меж тем наступило лето, Райский получил письмо от Татьяны Марковны, в котором она звала внука в благословенную Малиновку, пришло письмо и от Леонтия Козлова, обитавшего поблизости от родового имения Райского. «Это судьба посылает меня...» - решил Борис Павлович, соскучившийся уже пробуждать страсти в Софье Беловодовой. К тому же случился небольшой конфуз - Райский решился показать написанный им портрет Софьи Аянову, а тот, посмотрев на работу Бориса Павловича, вынес свой приговор: «Она тут как будто пьяна». Не оценил портрет по достоинству и художник Семен Семенович Кирилов, сама же Софья нашла, что Райский польстил ей - она не такая...
Первое же лицо, которое Райский встречает в усадьбе, - юная очаровательная девушка, не замечающая его, занятая кормлением домашней птицы. Весь облик её дышит такой свежестью, чистотой, грацией, что Райский понимает - здесь, в Малиновке, суждено найти ему красоту, в поисках которой он изнывал в холодном Петербурге.
Радостно встречают Райского Татьяна Марковна, Марфенька (она и оказалась той самой девушкой), прислуга. Только кузина Вера гостит за Волгой у своей подруги-попадьи. И вновь бабушка старается увлечь Райского хозяйственными хлопотами, которые по-прежнему ничуть не интересуют Бориса Павловича - он готов подарить имение Вере и Марфеньке, что вызывает гнев Татьяны Марковны...
В Малиновке, несмотря на радостные хлопоты, связанные с приездом Райского, идёт обыденная жизнь: слуга Савелий призван давать во всем отчёт приехавшему помещику, Леонтий Козлов учит детей.
Но вот сюрприз: Козлов оказался женат, да на ком! На Уленьке, кокетливой дочери «эконома какого-то казённого заведения в Москве», где держали стол для приходящих студентов. Все они были понемногу влюблены тогда в Уленьку, один Козлов не замечал её профиля камеи, но именно за него вышла она в конце концов и уехала в дальний уголок России, на Волгу. Разные слухи ходят о ней по городу, Уленька предупреждает Райского о том, что он может услышать, и заранее просит ничему не верить - явно в надежде на то, что уж он-то, Борис Павлович, не останется равнодушным к её прелестям...
Вернувшись домой, Райский находит полную усадьбу гостей - Тит Никонович, Полина Карповна, все съехались посмотреть на возмужавшего хозяина усадьбы, бабушкину гордость. А многие прислали поздравление с приездом. И покатилась по наезженной колее обычная деревенская жизнь со всеми своими прелестями и радостями. Райский знакомится с окрестностями, вникает в жизнь близких ему людей. Дворовые выясняют свои отношения, и Райский становится свидетелем дикой ревности Савелия к неверной жене Марине, доверенной прислуги Веры. Вот где кипят истинные страсти!..
А Полина Карповна Крицкая? Вот уж кто охотно поддался бы проповедям Райского, приди ему в голову увлечь эту стареющую кокетку! Она буквально из кожи лезет вон, чтобы привлечь его внимание, а потом понести по всему городку весть о том, что Борис Павлович не устоял перед ней. Но Райский в ужасе шарахается от помешавшейся на любви барыни.
Тихо, покойно тянутся дни в Малиновке. Только вот Вера все не возвращается от попадьи; Борис Павлович же времени даром не теряет - он пытается «образовать» Марфеньку, выясняя потихоньку её вкусы и пристрастия в литературе, живописи, чтобы и в ней начать пробуждать подлинную жизнь. Иногда заходит он в домик Козлова. И однажды встречается там с Марком Волоховым: «пятнадцатого класса, состоящий под надзором полиции чиновник, невольный здешнего города гражданин», как рекомендуется он сам.
Марк кажется Райскому человеком забавным - он уже успел услышать о нем много ужасов от бабушки, но теперь, познакомившись, приглашает к себе на ужин. Их импровизированный ужин с непременной жжёнкой в комнате Бориса Павловича будит страшащуюся пожаров Татьяну Марковну, и она приходит в ужас от присутствия в доме этого человека, уснувшего, как собачонка, - без подушки, свернувшись калачиком.
Марк Волохов тоже считает своим долгом пробудить людей - только, в отличие от Райского, не конкретную женщину от сна души к грозе жизни, а абстрактных людей - к тревогам, опасностям, чтению запрещённых книг. Он не думает скрывать своей простой и циничной философии, которая почти вся сводится к его личной пользе, и даже по-своему обаятелен в подобной детской открытости. И Райский увлекается Марком - его туманностью, его загадкой, но именно в этот момент возвращается из-за Волги долгожданная Вера.
Она оказывается совсем не такой, какой ожидал увидеть её Борис Павлович, - замкнутая, не идущая на откровенные признания и разговоры, со своими маленькими и большими тайнами, загадками. Райский понимает, насколько необходимо ему разгадать свою кузину, познать её потаённую жизнь, в существовании которой он не сомневается ни на миг...
И постепенно в утончённом Райском пробуждается дикий Савелий: как следит этот дворовый за своей женой Мариной, так и Райский «во всякую минуту знал, где она, что делает. Вообще способности его, устремлённые на один, занимающий его предмет, изощрялись до невероятной тонкости, а теперь, в этом безмолвном наблюдении за Верой, они достигли степени ясновидения».
А тем временем бабушка Татьяна Марковна мечтает женить Бориса Павловича на дочери откупщика, чтобы он навсегда уже осел в родных краях. Райский от такой чести отказывается - столько вокруг загадочного, того, что необходимо разгадать, а он вдруг ударится по бабушкиной воле в такую прозу!.. Тем более, что событий вокруг Бориса Павловича, действительно, разворачивается немало. Появляется молодой человек Викентьев, и Райский мгновенно прозревает начало его романа с Марфенькой, их взаимное влечение. Вера по-прежнему убивает Райского своим равнодушием, куда-то исчез Марк Волохов, и Борис Павлович отправляется его разыскивать. Однако на этот раз и Марк не в состоянии развлечь Бориса Павловича - он все намекает на то, что хорошо знает об отношении Райского к Вере, о её равнодушии и бесплодных попытках столичного кузена пробудить в провинциалке живую душу. Не выдерживает наконец и сама Вера: она решительно просит Райского не шпионить за ней повсюду, оставить её в покое. Разговор заканчивается как будто примирением: теперь Райский и Вера могут спокойно и серьёзно разговаривать о книгах, о людях, о понимании жизни каждым из них. Но Райскому этого мало...
Татьяна Марковна Бережкова все-таки хоть в чем-то настояла на своём, и в один прекрасный день все городское общество звано в Малиновку на торжественный обед в честь Бориса Павловича. Но благопристойное знакомство так и не удаётся - в доме вспыхивает скандал, Борис Павлович открыто говорит почтенному Нилу Андреевичу Тычкову все, что думает о нем, и сама Татьяна Марковна неожиданно для себя встаёт на сторону внука: «Раздулся от гордости, а гордость - пьяный порок, наводит забвение. Отрезвись же, встань и поклонись: перед тобою стоит Татьяна Марковна Бережкова!» Тычков с позором изгнан из Малиновки, а покорённая честностью Райского Вера впервые целует его. Но ничего этот поцелуй, увы, не означает, и Райский собирается вернуться в Петербург, к привычной жизни, привычному окружению.
Правда, в скорый отъезд его не верят ни Вера, ни Марк Волохов, да и сам Райский не может уехать, ощущая вокруг движение жизни, недоступной ему. Тем более, что Вера вновь уезжает за Волгу к подруге.
В её отсутствие Райский пытается выяснить у Татьяны Марковны: что же за человек Вера, в чем именно скрыты особенности её характера. И узнает, что бабушка считает себя необычайно близкой с Верой, любит её любовью глубокой, уважительной, сострадательной, видя в ней в каком-то смысле собственное повторение. От неё же Райский узнает и о человеке, который не знает, «как приступиться, как посвататься» к Вере. Это - лесничий Иван Иванович Тушин.
Не зная, каким образом отделаться от мыслей о Вере, Борис Павлович даёт Крицкой увезти себя к ней в дом, оттуда он отправляется к Козлову, где его с распростёртыми объятиями встречает Уленька. И Райский не устоял перед её чарами...
В грозовую ночь Веру привозит на своих лошадях Тушин - наконец-то у Райского появляется возможность увидеть человека, о котором рассказывала ему Татьяна Марковна. И вновь он одержим ревностью и собирается в Петербург. И вновь остаётся, не в состоянии уехать, не разгадав тайну Веры.
Райскому удаётся даже Татьяну Марковну встревожить постоянными мыслями и рассуждениями о том, что Вера влюблена, и бабушка задумывает эксперимент: семейное чтение назидательной книги о Кунигунде, влюблённой против воли родителей и закончившей свои дни в монастыре. Эффект оказывается совершенно неожиданным: Вера остаётся равнодушной и едва не засыпает над книгой, а Марфенька и Викентьев, благодаря назидательному роману, объясняются в любви под соловьиное пение. На другой день в Малиновку приезжает мать Викентьева, Марья Егоровна, - происходит официальное сватовство и сговор. Марфенька становится невестой.
А Вера?.. Ее избранник - Марк Волохов. Это к нему ходит она на свидания в обрыв, где похоронен ревнивый самоубийца, это его мечтает она назвать мужем, переделав сначала по своему образу и подобию. Веру и Марка разделяет слишком многое: все понятия о нравственности, добре, порядочности, но Вера надеется склонить своего избранника к тому, что есть правильного в «старой правде». Любовь и честь для неё - не пустые слова. Их любовь больше напоминает поединок двух убеждений, двух правд, но в этом поединке все более и более отчётливо проявляются характеры Марка и Веры.
Райский все ещё не ведает о том, кто избран его кузиной. Он по-прежнему погружён в загадку, по-прежнему мрачно смотрит на окружающее. А покой городка тем временем потрясён бегством Уленьки от Козлова с учителем мсье Шарлем. Отчаяние Леонтия безгранично, Райский вместе с Марком пытаются привести Козлова в чувство.
Да, страсти поистине кипят вокруг Бориса Павловича! Вот уже и из Петербурга получено письмо от Аянова, в котором старый приятель рассказывает о романе Софьи с графом Милари - в строгом понятии то, что произошло между ними, - никакой не роман, но свет расценил некий «ложный шаг» Беловодовой как компрометирующий её, и тем отношения дома Пахотиных с графом завершились.
Письмо, которое могло бы совсем ещё недавно задеть Райского, особенно сильного впечатления на него не производит: все мысли, все чувства Бориса Павловича безраздельно заняты Верой. Незаметно наступает вечер накануне помолвки Марфеньки. Вера вновь отправляется в обрыв, а Райский ждёт её на самом краю, понимая - зачем, куда и к кому отправилась его несчастная, одержимая любовью кузина. Померанцевый букет, заказанный для Марфеньки к её торжеству, совпавшему с днём рождения, Райский жестоко бросает в окно Вере, падающей без чувств при виде этого подарка...
На следующий день Вера заболевает - ужас её заключается в том, что необходимо поведать бабушке о своём падении, но сделать это она не в силах, тем более что дом полон гостей, а Марфеньку провожают к Викентьевым. Открыв все Райскому, а затем Тушину, Вера ненадолго успокаивается - Борис Павлович рассказывает по просьбе Веры о случившемся Татьяне Марковне.
День и ночь выхаживает Татьяна Марковна свою беду - она ходит безостановочно по дому, по саду, по полям вокруг Малиновки, и никто не в силах остановить ее: «Бог посетил, не сама хожу. Его сила носит - надо выносить до конца. Упаду - подберите меня...» - говорит Татьяна Марковна внуку. После многочасового бдения Татьяна Марковна приходит к Вере, лежащей в горячке.
Выходив Веру, Татьяна Марковна понимает, как необходимо им обеим облегчить душу: и тогда Вера слышит страшное признание бабушки о своём давнем грехе. Некогда в юности сватавшийся к ней нелюбимый человек застал Татьяну Марковну в оранжерее с Титом Никоновичем и взял с неё клятву никогда не выходить замуж...
Пересказала
Написанный в 1869 году роман «Обрыв» стал третьей частью трилогии, в которую входили 2 других известных произведения Гончарова – «Обломов» и «Обыкновенная история». «Обрыв» впервые был опубликован в журнале «Вестник Европы» в том же 1869 году. В 1870 году роман вышел отдельным изданием.
Главный герой романа Борис Павлович Райский живёт без определённой цели в жизни. Он считает, что искусство – его призвание. При этом Райский не может ответить самому себе на вопрос: каким именно видом искусства ему лучше всего заниматься. Главному герою интересна и музыка, и живопись, и поэзия. Однако ни на одном из выбранных поприщ Борису не удаётся достигнуть особенных успехов: у него быстро пропадает интерес к работе.
Решив отдохнуть от шумной петербургской жизни, Райский отправляется на лето в своё имение Малиновка, которым управляет Татьяна Марковна, дальняя родственница Бориса. Татьяна Марковна воспитывает двух внучатых племянниц, Веру и Марфеньку, рано оставшихся сиротами. Бабушка (так называют свою родственницу Борис и внучатые племянницы) добросовестно исполняет свои обязанности и хочет, чтобы Райский вернулся в имение навсегда и стал настоящим хозяином Малиновки. Но Борису не интересна деревенская жизнь, он хочет подарить имение своим кузинам. Райский увлекается Марфенькой, проводит с ней много времени и пытается приучить её к искусству.
В Малиновку возвращается Вера, гостившая некоторое время у своей подруги. Райского перестаёт интересовать провинциальная Марфенька. Теперь объектом его внимания становится старшая сестра. Борис следит за девушкой и узнаёт, что кузина влюблена в Марка Волохова, человека с сомнительной репутацией, состоящего под надзором полиции. Райский стал свидетелем любовного свидания Марка и Веры, во время которого девушка отдалась возлюбленному. Борис чувствует отвращение к своей кузине. Вера и сама кается в содеянном и тяжело заболевает.
Старые грехи
Узнав о том, что произошло с внучатой племянницей, бабушка впадает в отчаяние. Когда Вера приходит в себя после болезни, Татьяна Марковна рассказывает ей о том, что сама она в молодости тоже согрешила. Желая искупить свою вину, бабушка поклялась не выходить замуж и посвятить себя воспитанию сирот. Татьяна Марковна считает, что Вера наказана из-за её греха.
Райский решает уехать из деревни. Он отправляется в Европу. Борис уверен, что наконец-то нашёл своё призвание: он должен стать скульптором. Марфенька выходит замуж за молодого человека по имени Викентий, жившего в соседнем имении. Татьяна Марковна и Вера хотят уединиться, что вместе искупить свои грехи.
Главный герой романа находится в постоянном поиске вдохновения. Райский берётся за написание стихов и картин, мечтает написать роман. Однако в силу своей слабохарактерности ни одно дело он не может довести до конца.
Женщины – основной источник вдохновения Райского. Живя в Петербурге, он ухаживает за молодой вдовой и своей дальней родственницей Софьей Беловодовой. Борис считает Софью холодной неприступной женщиной и ставит перед собой цель разжечь в ней страсть. Не добившись успеха, Райский едет в деревню, где проявляет интерес сначала к одной, затем к другой кузине. Но и здесь Борису ни у кого не удалось вызвать ответные чувства. Марфенька слишком далека от тех возвышенных материй, о которых ей постоянно говорит её кузен. Вера видит в Борисе оторванного от жизни мечтателя и предпочитает ему «реалиста» Марка.
В конце повествования Райский приходит к выводу о том, что всё-таки нашёл то, что искал, и уезжает из страны. Однако автор ясно даёт понять, что, возможно, уже в скором будущем Борис разочаруется в своём выборе.
Старшая внучатая племянница Татьяны Марковны горда и независима. Вера очень скрытная, никого не посвящает в свои дела. Независимый страстный характер девушки толкает её в объятья Марка Волохова. Вера считает, что Марк – настоящий борец за идеалы простого народа. Она хочет стать его спутницей и разделить с ним его жизнь.
На деле оказывается, что Вера ошиблась в своём возлюбленном. Волохов не тот, за кого стремится себя выдать. Марк никому не приносит никакой пользы. Весь его нигилизм заключён в презрительном отношении к окружающим и ненависти к общественной морали. Раскаяние Веры настолько велико, что она, как и Татьяна Марковна, согласна посвятить всю свою жизнь искуплению греха.
Марфенька стала первой, кого увидел Борис, когда приехал в деревню. Сначала кузина очаровывает его своей простотой и естественностью. Однако очень скоро Райский убеждается в том, что Марфенька – весьма недалёкая и «приземлённая» девушка. Когда кузен рассказывает ей о дальних странах и спрашивает, не хотелось ли бы ей там побывать, Марфа Васильевна недоумевает: зачем ей это нужно? Марфенька считает себя частью имения, в котором живёт. Ей безразличны дальние страны, она вся погружена в хозяйственные заботы своего дома.
Марфенька набожна и послушна бабушке, чем очень гордится. Девушка утверждает, что даже замуж выйдет за того, кого для неё выберет Татьяна Марковна. Молодая кузина Райского – полная противоположность своей мятежной сестре. Марфа Васильевна умеет довольствоваться тем, что у неё есть.
Бабушка Татьяна Марковна является в романе воплощением консервативных устоев. Своих внучатых племянниц она воспитывает в соответствии с теми традициями, в которых была воспитана она сама. Татьяна Марковна – рачительная хозяйка, умеющая беречь не только своё, но и чужое имущество.
Однако за внешней строгостью и консервативностью скрывается совсем другая женщина. Татьяна Марковна стала жертвой моральных устоев, которые она ставит превыше собственных желаний. Не имея сил противостоять чувству, одновременно пытаясь соответствовать созданному для неё моральному идеалу, Татьяна Марковна не находит компромисс и наказывает себя сама.
Роман получил своё название неслучайно. Почти каждый герой произведения находит свой собственный обрыв, с которого срывается в пропасть.
Борис Райский, находящийся в поиске вдохновения, не обнаруживает его ни в одной встретившейся на его пути женщине: ни в холодной Софье, ни в глупой провинциальной Марфеньке, ни в мятежной «падшей» Вере. Райский продолжает свой поиск, который вряд ли когда-нибудь увенчается успехом.
Воплощающий в романе идеи нигилизма Марк Волохов не вызывает симпатий автора. Марк считает себя прогрессивным современным человеком и чтобы доказать это, становится нигилистом. Волохов, как и многие молодые люди второй половины XIX века, примкнул к модному течению, чтобы идти в ногу со временем. Однако бесполезное отрицание традиций не может создать нового. Марк в своей жизни не имеет ничего, кроме проблем с властями. Неслучайно латинское слово nihil означает «ничто».
Нашла свой обрыв и Вера, пытаясь связать свою судьбу с Волоховым. Яркий образ бунтаря и борца за лучшую жизнь обманул её. В результате, девушка получает одни угрызения совести. Единственное, что остаётся Вере, это повторить судьбу своей родственницы. Обрыв Татьяны Марковны, ошибка, сделанная ею в молодости, изменила всю её дальнейшую жизнь.
Есть в романе и те герои, которым удалось обойти обрыв. Эти люди просто плывут по течению, принимая жизнь и своё место в ней такими, какие они есть. Софья Беловодова сумела стать счастливой с нелюбимым мужем. Молодая вдова не сожалеет о смерти супруга, вспоминая лишь приятные моменты их совместной жизни. Марфеньку вполне устраивает доставшаяся ей судьба. Её душа не требует бунта. Давний друг Райского Леонтий Козлов не стремится к головокружительной карьере, довольствуясь должностью учителя и не слишком добродетельной женой.
5 (100%) 6 votes
Роман «Обрыв» был напечатан в журнале «Вестник Европы» (1869).
Обычно указывают, что «Обрыв» писался почти двадцать лет с перерывами. На самом деле Гончаров скорее брался на протяжении этих лет за некие разнородные, хотя и смежные замыслы, которые не были завершены. Писатель принимался за роман «Художник» — так возник образ Бориса Райского, и был сделан соответствующий акцент на художнической психологии героя. От начала незавершенного замысла отпочковался фрагмент «Софья Николаевна Беловодова» и был опубликован в качестве повести (1860). На следующий год были напечатаны в качестве самостоятельных произведений фрагменты «Бабушка» и «Портрет». Есть сведения, что шла работа над романом «Вера» — то есть менялся предполагаемый центральный образ, а имеющиеся заготовки на этом этапе, видимо, соответственно внутренне перераспределялись, переакцентовывались.
«Швы» и «стыки», оставшиеся в окончательном тексте романа после объединения в одно целое нескольких «полуфабрикатов», при внимательном наблюдении заметны. Автономность соответствующих его разделов сохранилась.
Основные события, связанные с символом «Обрыв», ставшим окончательным названием произведения, развертываются в приволжском городке. Но подготовленные этюды к «Художнику» попали в текст «Обрыва», и появилось тягучее «биографическое» начало, описывающее детство и взросление Райского, а также история его чувствительной дружбы на грани флирта с «первой кузиной» Беловодовой. Понятно, что данные разделы дополнительно высвечивают образ Райского ("Обрыв"), но сделать это явно можно было бы другими способами и средствами, быстрее и энергичнее. Впрочем, диспропорции, затянутые разделы и иные композиционные особенности, которые естественно признать за недостатки повествования, иногда оборачиваются и своего рода достоинствами. Так, делая несомненно более рыхлым роман как целое, они позволяют Гончарову достигнуть в обрисовке образа Райского ("Обрыв") небывалого для него ранее художественного психологизма.
В окончательном варианте Борис Райский — по-прежнему человек художественно-творческого склада. В русской литературе трудно найти другие примеры столь же прозорливого, подробного и внимательного изображения личности этого типа. Уже в детстве оказалось, что Райский какой-то иной, чем прочие люди.
Этому герою свойственны необыкновенная наблюдательность в сочетании с неумением логически последовательно мыслить в простых ситуациях, когда прочим детям это дается без затруднения, зато он способен иногда каким-то невероятным озарением, нетривиальным путем («путем сверкающей в голове догадки») добраться до результата раньше других.
Именно Райский со специфическими особенностями его личности избирается Гончаровым на роль героя, вокруг которого выстраивается многогранный сюжет «Обрыва» — и его петербургские, и его волжские перипетии. В город на Волге Райский приезжает дважды. В первый раз — юношей. Гончаров, мало уделявший внимания пейзажным описаниям в первых двух романах, в «Обрыве» вдруг оказывается мастером словесной живописи. Эту грань его писательского таланта помогает здесь выявить, несомненно, то, что описываются родные места самого автора:
Ко времени второго приезда Райского на Волгу из его шести-семилетних племянниц уже успели вырасти взрослые девушки. Кажется, перед читателем хорошо известная русской литературе пара сестер «Ольга и Татьяна» — на сей раз их зовут Марфенька и Вера. Однако автор вкладывает в их образы неожиданный смысл. Именно простая и искренняя Марфенька, а не самоуглубленная, но склонная к самонадеянным суждениям и «оригинальным» выходкам Вера ближе Гончарову. Марфенька, любящая детей, созданная для мужа и семьи и вообще буквально излучающая нравственное здоровье, едва ли не есть в романе Гончарова его новый писательский идеал героини-женщины. Вере же (по сути, духовной преемнице главных героинь «Обыкновенной истории» и «Обломова») предстоит оказаться на страницах романа жертвой тех житейских соблазнов, от которых абсолютно защищена своей естественностью, верой в Бога и ясной моралью Марфенька.
Райский в романе в соответствии с логикой своей эмоциональной натуры поочередно безрезультатно влюбляется во всех трех своих кузин (Софью Беловодову, Марфеньку и Веру). Вера же тайно дружит с местным двадцатисемилетним нигилистом Марком Волоховым, который привык постоянно дразнить жителей городка необычностью своего облика и жизненного поведения. Горький парадокс в том, что от природы умную, начитанную, однако склонную к экстравагантностям (и при этом совершенно неопытную) Веру влечет к этому господину, превратившему свою жизнь в непрерывный дешевый театр, хвастаясь, что «привык уж все в жизни без позволения делать». Подобная «свобода» совершенно не нужна Марфеньке, но в глубине души привлекательна для Веры (впрочем, Гончаров показывает, что Марк неглуп и не лишен особого коварного обаяния, так что его шутовские нагловатые выходки поначалу вызывают определенный интерес, смешанный с жалостью, и у зрелого Райского). В итоге в определенный момент на пике своего увлечения Вера уступает Марку, совершая совместно с ним поступок физически непоправимый и по здравым нормам русской общественной морали XIX в. для девушки непозволительный. После этого она быстро осознает ничтожность сего «нового человека» и с презрением отвергает его неуверенные предложения «обвенчаться».
В отличие от некоторых героинь «антинигилистических» романов 60 — 70-х годов XIX в. Вера не гибнет. Ее неожиданным спасителем оказывается благородный и великодушный Иван Иванович Тушин, воплощающий в романе новый гончаровский идеал русского человека — отнюдь не «Штольца под русским именем».
Тушин имеет в романе прозвище «лесничий», поскольку «он жил в самой чаще леса». Этот герой устроил единственный в округе паровой пильный завод, держал «сведущего немца», специалиста-лесовода, «но не отдавался ему в опеку», а в свободное время любил читать французские романы, ходил на охоту и время от времени удивлял город «громадной пирушкой». Тушин давно влюблен в Веру, и именно его она избирает для передачи Марку отказа от дальнейших встреч. Взбешенный и униженный Марк исчезает из города, а самоотверженный решительный Тушин заявляет бабушке: «Дайте же мне Веру Васильевну, дайте мне ее!» Между тем Райский по свежим следам событий начинает сочинять роман «Вера»...
Нужно отметить в целом отрицательное отношение к его роману со стороны «революционно-демократической» критики. Впрочем, громоздкий «Обрыв» был прохладно встречен и критиками других направлений. Подобные факты, однако, не дают настоящих оснований считать произведение «неудачей» Гончарова. Суд современников далеко не всегда справедлив. В начале XXI в. уже вряд ли актуальны волновавшие когда-то критику вопросы наподобие того, есть ли образ Марка Волохова карикатура на революционера-демократа или, напротив, недостаточно резкое его разоблачение. В романе есть немало сторон, сильных в чисто художественном отношении.
Так, Гончаров проявил себя именно в «Обрыве» великолепным бытописателем. Словесные картины жизни волжского городка поражают авторской наблюдательностью и по своей зримости напоминают полотна жанровой живописи.
Питомец натуральной школы неожиданно сказался в знаменитом писателе, который находчиво и непринужденно применяет литературную «технику» физиологических очерков времен его молодости, насыщая повествование и описание множеством конкретных жизненных деталей.
В романе «Обрыв» Гончаровым создан целый ряд ярко написанных колоритных характеров (председатель казенной палаты Нил Андреевич, старинный друг бабушки Тит Никоныч Ватутин, провинциальная «львица» Полина Карповна Крицкая, университетский друг Райского учитель Леонтий Козлов и его жена Уленька, дворовый Савелий и его жена Марина и т. д.).
Гончаров впервые отдал в «Обрыве» щедрую дань и эротической проблематике, дотоле бывшей своего рода прерогативой такого крупного романиста-современника, как А. Ф. Писемский, но не принадлежавшей к числу характерных черт произведений самого Гончарова. Нельзя не заметить, что случившееся в конце концов с Верой происходит в «Обрыве» на фоне цветастой эротики — читатель как бы подготавливается к этой драме автором. Гончаровым явно не случайно подробно, все с той же картинностью, описываются похождения двух любвеобильных красавиц — Уленьки и Марины. Сюда же следует отнести пребывающую в непрестанной готовности к флирту со всяким свежим человеком Полину Карповну. Да и Райского «страстный змей» однажды доводит то такого состояния, что лишь невинное простодушие Марфеньки спасает саму девушку и отрезвляет «братца». Естественно, все это так подробно изображается писателем, поскольку высвечивает неблагоприятное моральное состояние современного общества, способствующее бедам, в которые попадает молодежь. Однако Гончаров, пожалуй, порой излишне увлекается нагнетанием подобных коллизий, подспудно едва ли не любуясь той же Мариной.
