Наши предки говорили: «Не выноси сор из избы, когда солнце село». Тут кроется такой смысл - все дела нужно вершить днем, а ночью только плохие поступки совершают. Славяне верили, что днем пока солнце светит, боги видят, а ночью в нашем мире не проявлены и не видят. Значит, делать ночью ничего не надо. От того и воры по ночам ходят. Но, тут же приводится такая мысль, что славяне считали сор чем-то вроде существа Нави и потому выбрасывали его далеко от дома не глядя и даже нельзя смотреть на восток и солнце во время такого дела.
Сор использовали ведьмы для вредительства:
Весной во время уборки, нужно собранный из дому сор, бросать на межу тому, кому хочешь навредить и сказать: «Все клопы, да блохи тебе!» и бежать с этого места без оглядки.
Жечь из дому сор нельзя — темные огонь запортят. Так есть поверье в деревне Полесье: «кидать сор в огонь к весне ослепнуть» или ещё «кадить сор в огонь овцы струпьями покроются»…
Если девушка плохо пол метет — жених будет кривой» (битый, некрасивый). Если хотели отгородиться от плохого человека, то в след ему бросали уголек из печи или домашний сор. Если семья переехала на новое место, то выметали всё из дому и горсть мусора брали с собой. Считалось, что сор связывает наш мир с миром предков и так связь с ними не прервется. Мусор в новом доме бросали в угол, который был виден как заходишь в двери. Если домочадцы, родственники или дорогие гости уехали в дальнюю дорогу, то три дня нельзя убираться - могут не воротиться. Тоже самое, когда ушел мужчина в армию или на войну.
Нельзя мести в след человеку, который вышел из дома, да еще выметать сор на улицу. И конечно же нельзя прибираться в доме, когда лежит больной: «не мети когда лежит хворый, а то с мусором и его можно вымести».
С точки зрения сохранения единого пространства дома и его защищенности во взаимодействии с окружающим миром сор нельзя выметать наружу, это разрывает защитный барьер, то же самое относится и к разговорам о домашних и доме. Истинный глубинный смысл поговорки: «не выноси сор из избы» означает: храни домашние отношения в тайне, иначе нарушишь защитный барьер дома и накличешь беду! В данном случае слово сор употребляется в значении дрязги, ругань, ссора, то есть всё бросовое, пересуды не выноси на показ. В действительности ругань в доме рождает бросовую энергию и кроме, как сор её не назвать.
Учитывая, что русский язык - язык образов и отражает истинное содержание вещей, их роль, то можно понять истинный смысл поговорки. Потому рассказывать посторонним о своих ссорах не стоит, вы вызовете смех и привлечете чужую энергетику в дом, что может повлечь болезни и неудачи.
© "Forbes", апрель 2005
Нил Вайнберг (Forbes, США)
Дуглас Даренд-эталон информатора, предающего гласности корпоративные махинации. Став в начале 1995 года вице-президентом фармацевтической компании ТАР Pharmaceutical Products по продажам, Даренд вскоре заподозрил, что его родная корпорация в сговоре с врачами незаконно выкачивает из государственной казны десятки миллионов долларов, завышая счета, которые правительство оплачивает в рамках программы льготного страхования Medicare. Вместо того, чтобы разобраться, кто виноват, Даренд начал собирать улики, подтверждающие его подозрения. В 1996 году Даренд уволился из ТАР и подал против нее судебный иск. Мотивация у него была вполне понятная: если бы удалось уличить фармацевтическую компанию в мошенничестве, он мог рассчитывать на солидное вознаграждение из тех денег, которые ТАР вернет в федеральную казну.
Даренд восемь лет сотрудничал с правительством, помогая подготовить судебный процесс против ТАР. Он давал показания прокурорам четырех штатов и свидетельствовал перед большим жюри в Бостоне, он составил список сотрудников ТАР, которых подозревал в мошенничестве, а затем звонил своим бывшим коллегам с телефона, который прослушивался агентами ФБР.
Мало того, Даренд подал иск и против конкурента ТАР - компании Zeneca (сейчас она называется AstraZeneca), предъявив ей аналогичное обвинение. В конце концов правительство поддержало иск Даренда и, инициировав против ТАР гражданский и уголовный процессы, вынудило компанию пойти на мировое соглашение. В результате ТАР пришлось заплатить государству $885 млн (в шесть раз больше той суммы, которую, как предполагалось, компания присвоила мошенническим путем). Дуглас Даренд в одночасье стал мультимиллионерам, получив от правительства США $126 млн, и ушел на покой. Сейчас 53-летний Даренд живет с женой и дочерью в элитном курортном городке Тарпон-Спрингс во Флориде.
Между тем саму ТАР никто никогда не обвинял в том, что она предъявляла к оплате фиктивные счета Medicare. Против компании применили малоизвестную норму закона, согласно которой поставщики лекарств несут ответственность даже в тех случаях, когда фиктивные счета за произведенные ими медикаменты выставляет государству кто-то другой. В день, когда было достигнуто соглашение между федеральным правительством и ТАР, 3 октября 2001 года, прокурор предъявил руководству фармацевтической компании обвинение в преступном обмане, заявив, что именно они придумали мошенническую схему со счетами. «Это суровое предупреждение всей фармацевтической отрасли»,-публично заявил тогда в суде обвинитель Майкл Салливан.
Но потом предложенная Дарендом версия событий, происходивших в ТАР, стала «рассыпаться». В ходе судебного процесса над 12 сотрудниками ТАР, завершившегося только в прошлом году, адвокаты обвиняемых обнаружили массу неточностей в исковых заявлениях Даренда. В частности, Даренд утверждал, что ТАР давала «откаты» врачам,- выяснилось, что это неправда. Кроме того, по словам Даренда, компания завышала цены на медикаменты, чтобы незаконно получать дополнительную компенсацию по программе Medicare,- оказалось, что и этого не было. В июле прошлого года федеральное жюри присяжных в Бостоне признало всех ответчиков невиновными.
Откуда берутся люди, готовые разоблачать корпоративные махинации, и что ими движет?
Дуг Даренд родился в городке акет, штат Род-Айленд, вырос в многодетной семье (у него семье у него семь братьев и сестер), защитил диплом фармакологии в Университете Род-Айленда и затем 20 лет работал в фармацевтической компании Merck&Co.
Его карьера в Merck & Co завершилась громким скандалом. В 1994 году Даренд подал против Merck иск в Комиссию по соблюдению равноправия при трудоустройстве. Даренд заявил, что компания начала мстить за то, что он выразил поддержку сослуживице, подавшей в суд на президента Merck, которого она обвиняла в сексуальных домогательствах. Чтобы уладить дело миром, Merck заплатила Даренду $255 000. Но Даренд не успокоился и вчинил Merck дополнительный иск, дав под присягой письменные показания, в которых утверждал, что Merck разрушила его карьеру. Даренда освободили от занимаемой должности и «сослали» в оплачиваемый отпуск. Тогда предприимчивый менеджер отправился устраиваться в ТАР, где представился действующим старшим региональным директором Merck, которому просто хочется сменить место работы. Когда впоследствии Даренд давал показания перед большим жюри, он скрыл от присяжных детали своего увольнения из Merck, заявив лишь, что новое место работы ему предложили хедхантеры.
ТАР тем временем вела борьбу не на жизнь, а на смерть. Эта компания была образована в 1977 году в результате слияния Abbott tabs и Takeda. После того как ТАР создала препарат Lupron, впервые позволивший при лечении рака простаты на поздних стадиях обходиться без кастрации пациента, объем продаж компании подскочил с $135 млн в 1990 году до $744 млн в 1995-м. Пациентам, которым назначали курс лечения этим препаратом, делали одну инъекцию Lupron в месяц. Лекарство продавалось по $400 за дозу, но 80% стоимости препарата покрывалось за счет страховки Medicare.
Даренд возглавил департамент продаж ТАР в январе 1995 года, когда у Lupron появился мощный конкурент - более дешевый препарат Zoladex, разработанный компанией Zeneca. И хотя главной задачей Даренда на новом посту был вывод на рынок препарата Prevacid, предназначенного для лечения кислотного рефлюкса, его сразу же смутили методы, которыми ТАР продвигала Lupron. TAP и впрямь действовала очень энергично: приглашала медиков на презентации Lupron, устраивала конференции на модных курортах, раздавала врачам телевизоры, чтобы они могли показывать пациентам видеоролики с рекламой Lupron. В компании даже острили, что юристы ТАР на самом деле работают в «департаменте по предотвращению продаж».
Особое беспокойство Даренда вызывала неспособность менеджеров по продажам наладить строгий учет бесплатных образцов Lupron, выдававшихся врачам. Это необходимо для того, чтобы медики не выставляли фиктивных счетов для покрытия страховкой Medicare расходов на препараты, полученные безвозмездно. Врачи обязаны (в соответствии с законом) давать расписку за каждую дозу лекарства, полученную бесплатно, и если после этого они выставят Medicare счет, то производителю медикаментов может быть предъявлено обвинение в преступном обмане.
Постепенно Даренд понял, что правила учета бесплатных образцов Lupron нарушались намеренно - как раз ради того, чтобы врачи могли получать от Medicare дополнительные деньги. Свидетельствуя потом в суде против бывших коллег, Даренд утверждал, что ему удалось выследить менеджера по продажам, заставлявшего врачей расписываться в получении доз Lupron, которые им на самом деле не отпускались. «Это была очень серьезная проблема»,-заявил Даренд, однако при этом ему так и не удалось вспомнить, предпринимал ли он сам какие-то действия для ее решения. Более того, Даренд, заподозрив ТАР в мошенничестве, не счел нужным проконсультироваться с внешним юристом ТАР. Когда судья поинтересовался, почему же все-таки Даренд не обратился к юристу, он ответил, что из сотрудников рангом ниже вице-президента такими полномочиями были наделены лишь два человека, а он, Даренд, не входил в число этих лиц.
В августе 1995 года поводов для беспокойства у Даренда стало еще больше: на собрании персонала компании заговорили о том, что неплохо было бы выплачивать врачам, выписывающим пациентам Lupron, вознаграждение в размере 2% - «на покрытие административных расходов» (законодательство разрешает выплачивать подобные компенсации только компаниям страховой медицины и другим организациям, осуществляющим закупку лекарственных средств, но никак не частнопрактикующим врачам). С юридической точки зрения предложенная схема была сомнительной. «Представляете, как будет смотреться в полосатой тюремной робе наш Дуглас Даренд?»-пошутил тогда один из руководителей. Смеялись все, кроме Даренда, которому реплика показалась «совсем не шуточной, а зловещей».
Даренд стал думать о том, как обезопасить себя от возможных неприятностей. Сейчас он утверждает, что боялся оказаться в числе обвиняемых, а это неизбежно случилось бы, если федеральному правительству вдруг стало бы известно о преступных действиях ТАР. «В этой ситуации я хотел поступить единственно правильным образом», - говорит Даренд. Он рассказал о «шутке» про робу бывшему коллеге из Merck, и тот спустя месяц порекомендовал Даренду юриста - адвоката Элизабет Эйнсли, которая возглавляла в федеральной прокуратуре Филадельфии отдел по делам о преступном обмане.
Эйнсли предложила Даренду приступить к сбору компромата, который, возможно, позволит обвинить ТАР в мошенничестве и возбудить против компании судебный процесс. Вскоре после этого Даренд отправил Эйнсли по факсу газетную вырезку со статьей, заголовок которой гласил: «Компания Rugby Laboratories заплатила $7 млн, чтобы достичь мирового соглашения с федеральным правительством, которое обвинило ее в мошенничестве. Бывший сотрудник компании, предъявивший иск, получил $1,1 млн»,-и поинтересовался, имеет ли адвокат в виду нечто подобное. Эйнсли имела в виду именно это.
И Даренд начал передавать Эйнсли внутренние документы ТАР, переписку юристов компании и служебные записки, которыми ТАР обменивалась со своим конкурентом - компанией Zeneca.
В начале 1996 года Даренд уволился из ТАР и перешел в AstraMerck. Еще месяц спустя он официально нанял адвоката Элизабет Эйнсли и поручил ей подготовить информаторский иск. Эйнсли взяла на себя обязательство покрывать все судебные издержки Даренда (в случае победы своего клиента она рассчитывала компенсировать эти расходы за счет проигравшей стороны), а Даренд взамен гарантировал ей определенный процент от суммы, которую он получит в случае, если ТАР придется возмещать ущерб, причиненный государству. Через три месяца Эйнсли и Даренд возбудили дела против ТАР и Zeneca. Как и все инфор-маторские иски, предъявлены они были тайно, «за печатью». Федеральное правительство обязано расследовать дела, возбужденные таким способом, чем оно и занялось, не уведомляя о своих действиях ответчиков.
На протяжении последующих пяти лет Даренд неоднократно появлялся в федеральной прокуратуре Филадельфии, Бостона, Чикаго и Уилмингтона, убеждая государственных обвинителей поддержать его иски. Федеральному прокурору Вирджинии из прокуратуры Филадельфии Даренд отправил из своего кабинета в штаб-квартире Astra факс, в котором хвастал, что «утро прошло исключительно продуктивно»: ему удалось раздобыть телефонные номера своих бывших подчиненных из ТАР, и теперь он будет всех их обзванивать, обвиняя в преступлениях, а ФБР в это время будет прослушивать эти разговоры. ФБР действительно тайно записало на магнитофонную пленку телефонные беседы Даренда с бывшими коллегами. На одной из записей слышно, как Даренд звонит домой своему бывшему сослуживцу, трубку снимает ребенок, Даренд представляется «другом» его отца, а потом лжет высокопоставленному сотруднику ТАР,утверждая, что уже получил повестку в суд, в расчете на то, что бывший коллега сам признается в совершении мошенничества.
Этому сотруднику ТАР в итоге не было предъявлено никаких обвинений.
Государственные обвинители из федеральной прокуратуры в Бостоне заинтересовались делом Даренда после того, как объявился второй информатор-правдолюб - доктор Джозеф Гер-штейн, отвечавший за закупку медикаментов в НМО Университета Тафтса. Когда Герштейн решил предпочесть лекарству Lupron препарат Zoladex, выпускаемый конкурентом ТАР-компанией Zeneca, сотрудница ТАР Ким Чейз и один из коллег предложили доктору грант «на образование», если он переменит свое решение. Герштейн, расценив это как попытку подкупа, решил рассказать обо всем журналистам, но их эта тема не заинтересовала. Тогда Герштейн связался с федеральной прокуратурой в Бостоне.
«Они были заинтересованы в расследовании подобных дел, так как у них был большой отдел по здравоохранению»,- поясняет Герштейн. Наняв адвоката, Герштейн в конце 1996 года встретился с государственными обвинителями, а в марте 1998 года подал информаторский иск против ТАР. По настоянию агентов ФБР Герштейн разрешил им установить в своем кабинете скрытую видеокамеру и согласился носить на себе «жучок», отправляясь на встречи с представителями ТАР. Герштейн встречался с ними дважды, всякий раз «обнадеживая» сотрудников компании притворными обещаниями пересмотреть свое решение и возобновить закупки Lupron.
В апреле 2001 года-через пять лет после того, как Даренд подал свое заявление, - федеральная прокуратура в Бостоне приняла решение поддержать этот иск. Адвокат Даренда Элизабет Эйнсли обратилась в суд с ходатайством о прекращении дела по иску Гер-штейна и о признании необоснованными его притязаний на получение вознаграждения, поскольку ее клиент подал иск раньше. Впрочем, два информатора вскоре уладили дело миром: Герштейн согласился на 3% от суммы, которую возместит государству ТАР, а доля Даренда составила 14%.
Между тем ТАР отвергла все обвинения, заявив, что раздача бесплатных образцов лекарств, предоставление врачам грантов на образование и другие методы продвижения медикаментов абсолютно законны и практикуются многими фармацевтическими компаниями. Это был неудачный ход, так как федеральное правительство располагало двумя весьма заинтересованными информаторами и 500 томами документов. В октябре 2001 года ТАР была признана виновной в организации «сговора общенационального масштаба» (именно такую формулировку предложило федеральное правительство), в подстрекательстве медиков к выписыванию фиктивных счетов за бесплатные образцы лекарств, в даче взяток врачам (компания таким образом стимулировала их к выписке рецептов на Lupron) и в завышении оптовых цен на лекарства ради получения обманным путем дополнительных выплат в рамках программы Medicare. В итоге ТАР согласилась возместить причиненный государству ущерб, а также выплатить штрафы и проценты. Общая сумма этих выплат составила $885 млн.
Еще $150 млн ТАР пришлось выплатить, чтобы заключить мировое соглашение с потребителями и страховщиками, которые предъявили компании отдельный иск. Таким образом, общая сумма штрафов, уплаченных компанией, превысила $ 1 млрд. А в 2003 году государство взыскало $355 млн с фармацевтической компании AstraZeneca (бывшая Zeneca). Даренд никогда не работал в Zeneca, но все же предъявил и ей информаторский иск.
В ходе слушаний отдельного дела, возбужденного против нескольких сотрудников ТАР прошлым летом, судья Дуглас Вудлок отклонил обвинения в завышении оптовых цен, предъявленные представителям ТАР Герштейном. Даренд давал в ходе этого процесса свидетельские показания, и, по его собственным словам, за неделю перекрестных допросов из него «вытрясли всю душу». В своем иске Даренд утверждал, что ТАР выплачивала врачам «вознаграждение» в 2%, но в ходе судебного разбирательства выяснилось, что такое вознаграждение получил лишь один клиент ТАР, причем на абсолютно законных основаниях.
Кроме того, оказались не соответствующими действительности и показания, которые Даренд дал государственным обвинителям из Чикаго. Он утверждал, что ТАР учитывала лишь половину бесплатных образцов лекарств, которые они выдавала врачам. На самом деле учет бесплатных лекарств в компании велся намного строже. Даренд свидетельствовал под присягой, что ТАР за свой счет вывезла врачей на конференцию, проходившую в Сен-Ките и Невис (островное государство в Карибском море), которая на деле оказалась увеселительной поездкой. Оказалось, что Даренд вновь солгал - врачи, участвовавшие в конференции, сами оплатили дорогу. Кроме того, они заявили, что конференция оказалась очень полезной.
«Если бы вам удалось самостоятельно разобраться во всех этих ситуациях, это повлияло бы каким-нибудь образом на ваше решение предъявить иск компании?» - спросили Даренда в суде. Вот его ответ: «Если бы мне позволили решать проблемы, которые я пытался решить, то, возможно, я вообще не стал бы подавать этот иск».
Итак, прошлым летом суд наконец во всем разобрался, выявив все несоответствия в деле, все логические нестыковки и неточности, но к тому времени позиции ТАР уже серьезно пошатнулись. Даренд получил $79 млн по иску против ТАР и $47 млн по иску против AstraZeneca, его адвокат Элизабет Эйнсли стала богаче на $13,5 млн, Герштейну и университету Тафтса «перепало» $16 млн. Размер гонорара, полученного адвокатом Герштейна, не разглашается (естественно, ему были возмещены и все издержки).
В августе 2002 года Даренд вместе с толпой других «информаторов» участвовал в ток-шоу Опры Уинфри, потчуя телезрителей рассказами о своем геройстве. «В финансовом смысле я очень много потерял», - грустно признавался Даренд популярной телеведущей. Правда, десятью месяцами ранее он получил $80 млн, но об этой интереснейшей детали во время ток-шоу упомянули лишь вскользь.
Возможно, ТАР получила по делам.
Быть может, и Даренд получил свое огромное вознаграждение вполне заслуженно - он все же помог разоблачить махинации компании. Но дело в том, что по искам, возбужденным информаторами против компаний, действующих в других отраслях, государство ограничивает размер вознаграждения информаторам вполне разумными суммами: $200 000 по обычным искам, $ 1,6 млн - по искам о банковском мошенничестве. Все-таки это очень странно, когда закон превращает в мультимиллионеров людей, которые сначала попустительствуют нарушениям, творящимся у них под носом, а потом выносят сор из избы.
После громких инсайдерских разоблачений, приведших к краху Enron, речам «правдолюбцев», рассказывающих о злоупотреблениях в собственной компании, затаив дыхание, внимают конгрессмены, на телевидении им поют дифирамбы, а журнал Time провозглашает их «персонами года». На самом деле многими из них движет банальная жажда наживы, и ради денег они готовы передергивать факты.
Этим удивительным феноменом США обязаны закону об информаторах, который был принят в 1986 году. Согласно этому закону, информатор получает до 30% от суммы, которую государство взыщет с преступников в качестве компенсации за причиненный ущерб. Инициатором принятия закона выступил один из адвокатов, отстаивающих в судах государственные интересы. Впоследствии он открыл частную адвокатскую контору, переквалифицировавшись в защитника интересов информаторов, и заработал миллионы.
После вступления закона в силу суды оказались буквально засыпаны исками, поданными информаторами. Государству за все это время было возвращено $7,9 млрд, полученных корпорациями незаконным путем, и $1,3 млрд из них было выплачено в качестве вознаграждения информаторам-инсайдерам. На ведении дел, возбужденных по искам информаторов, специализируются уже около 200 адвокатов. По мере увеличения размеров вознаграждения за информацию о наблюдаемом или предполагаемом преступлении (двое мужчин, «настучавших» на корпорацию НСА, получили $100 млн, а человек, подавший иск против фармацевтической компании Schering-Plough, - $32 млн) стремительно росло и число самих исков. В 2003 финансовом году в суды было подано 326 информаторских исков - в десять раз больше, чем в 1986 году. Изначально закон был направлен главным образом против фирм, выполнявших заказы военного ведомства, и был призван защищать информаторов из числа рядовых сотрудников этих компаний, выводивших на чистую воду коррупционеров. Сейчас главными мишенями информаторов стали страховщики, проворачивающие махинации с медицинскими полисами, и множество других компаний, занятых в самых разных отраслях. А иногда этот закон защищает - и обогащает - также менеджеров высшего звена, разоблачивших свои компании.
Миллиарды долларов, украденных мошенниками, вернулись в государственную казну США. Доносчикам тоже кое-что перепало.
В книге " " (1853 г.). Так, в разделе " " он указывает пословицу - "Из избы copy не выноси, а в уголок копи (а под лавку копи)" и дает к ней такой комментарий - "Крестьяне copy не метут на двор или улицу, а мечут в печь, когда затопят ее, потому что по copy, как по следу, знахарь может наслать порчу".
Следует отметить, что в разделе "Животное - тварь" той же книги указывается примета - "Если на ночь выкинуть сор из избы, за порог, то скотина будет дохнуть."
В книге " ", () 1899 г. соглашается с - "Сор из избы - деревенская пословица-закон выносить не велит и, конечно, не учит она этим приказанием нечистоплотности и неряшливости, не советует жить грязно (что несовместимо и с распространенностью повсюдного выражения, и с его долговременной устойчивостью). Я, при издании своих объяснений, обошел ее как такую, которая далеко прежде превосходно истолкована В. И. Далем. Привожу теперь это образцовое объяснение обиходного выражения в его прямом и переносном смысле. "В переносном: не носи домашних счетов в люди, не сплетничай, не баламуть; семейные дрязги разберутся дома, коли не под одним тулупом, так под одной крышей. В прямом: у крестьян сор никогда не выносится и не выметается на улицу. Это через полуаршинные пороги хлопотно, да притом сор стало бы разносить ветром, и недобрый человек мог бы по сору, как по следу, или по следку, наслать порчу. Сор сметается в кучу под лавку, в печной или стряпной угол, а когда затапливают печь, то его сжигают. Когда свадебные гости, испытуя терпение невесты, заставляют ее мести избу и сорят вслед за нею, а она все опять подметает, то они приговаривают: "мети - мети, да из избы не выноси, а сгребай под лавку, да клади в печь, чтоб дымом вынесло"".
"Оно" (1986 г.), переводчик Виктор Вебер, ч. 3, гл. 10, 4:
"Что то здесь происходит, но сор из избы не выносили ."
"Скандал в благородном семействе" (1941 г.):
"Умоляю: не выносите сор из избы . Иначе нам будет труба… А вам, господин Геббельс, довольно стыдно подначивать."
"Игрок" - главный герой рассуждает о мистере Астлей:
"Впрочем, мистер Астлей до того застенчив, стыдлив и молчалив, что на него почти можно понадеяться, - из избы сора не вынесет ."
21 марта, через три дня после выборов, в волоколамскую районную больницу обратились 76 детей. Причина - мусорный полигон «Ядрово»: свалка постоянно выделяет ядовитые вещества, и еще до выборов люди требовали ее закрытия. На следующий день разъяренные жители, собравшись на стихийный митинг, поколотили главу Волоколамского муниципального района Евгения Гаврилова. Кстати, в выборах район практически не участвовал - явка, даже с возможными вбросами, составила 44%.
Начались после того, как Путину на прямую линию дозвонился житель другого подмосковного города — Балашихи — и пожаловался на чудовищную вонь от местного полигона. После этого свалку в Балашихе закрыли, но мусора-то от этого меньше не стало. Москва и Московская область производят в год около 8 млн тонн мусора, а перерабатывают — ноль без палочки.
И закрытием свалки в Ядрово эту проблему тоже не решить. Закроется «Ядрово» — откроется какое-нибудь «Кукуево». От перемены места складирования мусора общий его тоннаж не изменится.
Мусор, на самом деле, это та проблема, на которой современная российская модель устройства общества — «моя хата с краю», «что общественное, то не мое», «пусть государство решает» — дает серьезный сбой. Она не может быть решена властью за общество и обществом за власть.
Она требует полного пересмотра взгляда на производимый всеми нами мусор — так же как всем автомобилистам Москвы совсем недавно пришлось пересматривать взгляды на то, что причитается их автомобилям. Она требует гражданской ответственности, а гражданская ответственность бывает только у граждан. Ее не бывает у пофигистов и верноподданных.
Мусор — это гораздо серьезней, чем глобальное потепление.
Одна из самых моих больших претензий к тем, кто устраивает демонстрации с плакатами «CO 2 убивает», — это как раз то, что подобные «фейк ньюс» вытесняют из поля зрения обывателя катастрофическую проблему индустриальной цивилизации, а именно банальных мусорных залежей перед домом.
Человечество должно понимать, что за последние 10 лет оно произвело пластика больше, чем за предыдущие 100, что на каждого современного человека приходится тонна пластикового мусора и что в Тихом океане плавает гигантская жидкая пластиковая помойка — great Paсific Garbage Patch — площадью 1,3 млн кв. миль. Это вам даже не полигон «Ядрово».
Второе —
эта проблема пока неразрешима с помощью рынка. Переработка мусора в общем и целом не окупается.
Свежеизготовленная резина стоит на 40% дешевле резины из вторсырья. Тонна стеклянного вторсырья в 1990-х стоила от 40 до 60 долларов, а чистого кварцевого песка — около 18 долларов.
Компании по переработке пластика предлагают новые рецепты все время. В Эстонии, например, с 2009 года действует компания ELEGRO, которая утверждает, что ее пластиковые доски, сделанные из вторсырья, совершенно безопасны, экологичны и стоят дешевле аналогичных продуктов из первичного сырья. Компания, которая действительно эту проблему решит, станет миллиардером и обгонит по капитализации Apple.
Пока же если бы мусор было перерабатывать выгодно, то эта проблема решалась бы сама собой: у каждой двери стояли бы компании, готовые купить у вас мусор, и муниципалитетам не приходилось бы организовывать службы по его вывозу, платить за сжигание, разборку, переработку etc.
Проблема переработки мусора — это проблема, выражаясь высоким экономическим штилем, интернализации экстерналий. Для общества в целом, несомненно, выгодно, чтобы мусор перерабатывался. Чтобы банки из-под кока-колы не валялись вдоль дорог, чтобы овраги, поля и ущелья не были заполнены самочинными свалками.
Но современным компаниям и потребителям невыгодно ограничивать производство мусора. Для этого нужны нерыночные и внерыночные меры.
Мусор — это та сфера, в которой работает не рынок, а — в сильнейшей степени — чувство социальной общности, чувство общественного пространства. Надо ли говорить, что в России это чувство выжжено каленым железом? Что за воротами — то не мое.
Человеческая цивилизация всегда производила мусор. Мусор — главнейший продукт цивилизации. Если бы люди не производили мусор, археологам нечего было бы раскапывать.
На Ближнем Востоке одним из главных объектов раскопок неизменно является «телль» — холм искусственного происхождения высотой до тридцати метров, образовавшийся в течение тысячелетий из отходов жизнедеятельности. Правда, основной объем этих отходов составляют необожженные глиняные кирпичи.
Поселение сидит на одном месте две тысячи лет, гадит под себя и растет.
На левом берегу реки Тибр возвышается холм высотой 53 метра. Он называется Monte Testassio , т.е. Черепковая гора, и полностью состоит из обломков глиняных амфор, ввезенных в Рим во времена империи.
Но все-таки доиндустриального мусора было мало. Monte Testassio — исключение, подтверждающее правило и напоминающее нам, что Рим был цивилизацией с гигантскими масштабами производства и рыночных перевозок.
В русском же языке есть поговорка, которая очень сильно напоминает нам, как мало было отходов: «сора из избы не выносить».
«Сора из избы» было нельзя выносить в традиционной культуре потому, что злобный колдун мог использовать его для того, чтобы навести чары на обитателей избы.
Еще лет 30 назад, когда я жила на даче, в поселке не было мусорных бачков, и в них никто не нуждался. Зачем?
Все объедки шли в компостную кучу, туда же шло, щедро пересыпанное торфом, ведро из садового сортира. Молоко в магазине наливали в бидон, а сметану — в банку. Конфеты насыпали в бумажный кулек, который потом кидали в печку. За месяц наше дачехозяйство производило в виде мусора два десятка консервных банок — not a big deal. Вот в городе мы производили мусор. А на даче — нет.
В 1990-х годах объем и характер мусора, производимого российским населением, радикально изменился. Исчезли бумажные кульки, многоразовые банки под разливную сметану и авоськи. Появились пластиковые пакеты, упаковки, коробки, фольга, пластик и пр. Советские механизмы сбора мусора (сдача бутылок, макулатуры) исчезли. А западные, развитые, основанные на бережном отношении к окружающей среде, — не появились.
Современный россиянин производит 400 кг мусора на душу населения в год. И цифра эта только растет.
В доиндустриальном мире переработка мусора была особой профессией.
В Сингапуре в конце 50-х действовали «карунг гуни» — старьевщики, которые с тележками обходили дома. Некоторые из них на своем бизнесе стали миллионерами.
В Каире еще недавно жили «забалин» — жители особых поселений, число которых достигало около 60 тыс. человек. Их главной заботой был вывоз мусора, а 90% их были копты-христиане. Почему христиане? Потому что 90% мусора составляли пищевые отходы, и они кормили ими свиней. Сейчас, когда 90% мусора составляет пластик, «забалин», естественно, загнулись.
Эпоха пластика покончила со старьевщиками, и цивилизованные страны стали разрешать проблему по-другому: платя огромные, нерыночные деньги за переработку мусора и убеждая граждан в общей ответственности.
Эта политика принесла плоды: к примеру, в США с 2007 по 2009 год производство мусора упало с 255 млн тонн до 243. Число муниципальных свалок уменьшилось с 7924 в 1988 году до 1754 в 2006-м. Уровень переработки мусора в развитых странах возрос до 35-60%.
В результате в современном мире степень процветания и общественной ответственности той или иной группы людей очень четко характеризуется тем, что она делает с мусором. В Джорджтауне в Вашингтоне улица перед домом будет тщательно выметена. В том же Вашингтоне, но в другом районе все будет загажено. В Ливане вы, не глядя, можете опознать, въехали вы в христианскую деревню или в мусульманскую, под контролем «Хезболлы». Христианская деревня будет чистейшей. А в мусульманской все общественное пространство будет загажено пластиковыми бутылками.
К сожалению, на шкале человеческой ответственности Россия находится там же, где и «Хезболла». 90% российских граждан не осознают производство ими мусора как серьезную проблему, и государство не делает ничего, чтобы они ее осознали.
Когда я еще жила на нашей даче (до того как нам с родителями пришлось уехать), постоянно, каждую неделю, убирала мусор с улицы вдоль нашего дома: бутылки, банки, обертки от еды, брошенные рабочими со строек. Я не хвастаюсь: я констатирую проблему. Бутылки и банки бросали люди с низким социальным статусом. Убирал их человек, у которого социальный статус был повыше.
Помню картинку: из коммунальной трехэтажки (на соседней улице) выходит опохмелившийся человек и широким жестом бросает бутылку прямо в траву — в палисадник. «Куда же вы ее бросаете? — сказала я. — Это же ваш дом». Замечание произвело удивительное впечатление. Он не обиделся, не возразил. Напротив, заморгал, пораженный внезапно открывшейся ему истиной. «Ой, правда!» — сказал, подобрал бутылку и понес ее дальше.
Реакция эта — показательна.
Постсоветский человек не воспринимает окружающее пространство как общественное. Он воспринимает его как ничье.
Совершенно такая же проблема была и с машинами. Пока личных авто было мало, их можно было бесплатно ставить на обочине. Когда машин стало много, пришло понимание, что за комфорт владельца личного автомобиля платят все остальные горожане. И все действия московских властей последних лет были направлены как раз на то, чтобы интернализировать автомобильные экстерналии. На то, чтобы владелец машины платил за используемое им общественное пространство. Они пытались выстроить московское общественное пространство по западному образцу.
То же самое московские власти должны сделать с мусором. Мусор, как и автомобиль, больше не может быть нерегулируемым. Мусор — это один из примеров того, что современная городская инфраструктура плохо совместима с разгильдяйством, воровством и популизмом.
Дело не в «Ядрово». Этот полигон можно закрыть, но мусор от этого никуда не денется. Сжечь этот мусор нельзя, потому что при сжигании он выбрасывает в воздух не только мифический «яд» СО 2 , но и самые настоящие диоксины.
А для того чтобы его переработать, должна быть налажена хотя бы самая элементарная его сортировка. Так же как на улицах Москвы появились платные парковки, на них должны появиться контейнеры для раздельного сбора мусора.
Городские власти должны принять жесткие меры к тому, чтобы ограничить количество пластиковых пакетов — запретить их бесплатную выдачу в супермаркетах, ввести на пластик специальный акциз. Они должны ввести залоговую стоимость для стекла и жестянок.
Они должны ввести еще множество мер, которые, увы, будут работать только при наличии гражданской ответственности у горожан. Только тогда они будут восприниматься как участие в общественном благе, а не как «вот сволочи, опять запретили».
Впрочем, наличие гражданской ответственности может пробудить у людей совсем другие инстинкты — те, которые властям как раз не хотелось бы пробуждать.
Ведь согласитесь — нельзя граждански ответственно вести себя по отношению к мусору, но при этом оставаться граждански безответственными во всем остальном.
- 2950Наши предки говорили: «Не выноси сор из избы, когда солнце село». Тут кроется такой смысл - все дела нужно вершить днем, а ночью только плохие поступки совершают. Славяне верили, что днем, пока солнце светит, боги видят, а ночью в нашем мире не проявлены и не видят. Значит, делать ночью ничего не надо. От того и воры по ночам ходят. Но, тут же приводится такая мысль, что славяне считали сор чем-то вроде существа Нави и потому выбрасывали его далеко от дома не глядя и даже нельзя смотреть на восток и солнце во время такого дела.
Сор использовали ведьмы для вредительства:
Весной во время уборки, нужно собранный из дому сор, бросать на межу тому, кому хочешь навредить и сказать: «Все клопы, да блохи тебе!» и бежать с этого места без оглядки.
Жечь из дому сор нельзя – темные огонь запортят. Так есть
Если девушка плохо пол метет – жених будет кривой» (битый, некрасивый). Если хотели отгородиться от плохого человека, то в след ему бросали уголек из печи или домашний сор. Если семья переехала на новое место, то выметали всё из дому и горсть мусора брали с собой. Считалось, что сор связывает наш мир с миром предков и так связь с ними не прервется. Мусор в новом доме бросали в угол, который был виден как заходишь в двери. Если домочадцы, родственники или дорогие гости уехали в дальнюю дорогу, то три дня нельзя убираться - могут не воротиться. Тоже самое, когда ушел мужчина в армию или на войну.
Нельзя мести в след человеку, который вышел из дома, да еще выметать сор на улицу. И конечно же нельзя прибираться в доме, когда лежит больной: «не мети когда лежит хворый, а то с мусором и его можно вымести».
«Не выноси сор из избы, когда солнце село»С точки зрения сохранения единого пространства дома и его защищенности во взаимодействии с окружающим миром сор нельзя выметать наружу, это разрывает защитный барьер, то же самое относится и к разговорам о домашних и доме.
Истинный глубинный смысл поговорки: «не выноси сор из избы» означает: храни домашние отношения в тайне, иначе нарушишь защитный барьер дома и накличешь беду!
В данном случае слово сор употребляется в значении дрязги, ругань, ссора, то есть всё бросовое, пересуды не выноси на показ. В действительности ругань в доме рождает бросовую энергию и кроме, как сор её не назвать.
Учитывая, что русский язык - язык образов и отражает истинное содержание вещей, их роль, то можно понять истинный смысл поговорки.
Потому рассказывать посторонним о своих ссорах не стоит, вы вызовете смех и привлечете чужую энергетику в дом, что может повлечь болезни и неудачи.
